Графика Б.Джалал ***Graphics of the Bahodir Djalal

01.10.2008 Рубрики: Художники Узбекистана Метки: Б.Джалал Графика 2 132 просм. комментариев 5

Ранее я уже писал о Баходире Джалал, как о мастере живописи. Сегодня мне хочется рассказать о Баходире Джалале, как о графике. Но рассказать не своими словами, а словами профессионала. Статья Эльмиры Гюль доктора искусствоведения печаталась в журнале «Санъат», издаваемом под эгидой Академии Художеств Узбекистана.

Доктор искусствоведения

Эльмира Гюль (ElmiraGyul)

Графика Баходира Джалала (graphics of the Djalal Bahodir)

В чем магия черной линии на белом пространстве бумажного листа? Почему, восторгаясь феерией цвета на полотнах живописцев, мы в большей степени сосредотачиваемся и задумываемся, попадая в скупой черно-белый мир графических работ? Возможно, отсутствие цвета позволяет сконцентрироваться на сути проблемы; возможно, срабатывает эффект узнавания, и линия уподобляется графическому знаку-тексту, скрывающему потаенный смысл, настраивает на восприятие информации, которую художник стремится донести до зрителей. Графика – это всегда приглашение к серьезному внутреннему диалогу.

Стремление к общению с миром, к размышлениям о смысле жизни, добре и зле, пороках и смирении заключено и в графических листах Баходира Джалала. Народный художник Узбекистана, Действительный член Академии художеств Узбекистана, Лауреат государственных премий, он многолик в своем творчестве и совершенно органичен в живописи станковой и монументальной, графике и фотографии, опытах с объемно-пространственными скульптурными композициями и инсталляциями. Для него не существует видовых рамок, как не существует и рамок определенных жанров. Перед ним не стоит проблема выбора – пейзаж, портрет или натюрморт, главное – творческий посыл, эвристическое наитие, рождающее образы, настойчиво требующие своего воплощения. «В современном искусстве не должно быть границ; границы – это архаика», – таково убеждение художника. И все же почерк его многообразных работ всегда узнаваем: он в экспрессии мысли и формы, в прочувствованности поднимаемых тем, их виртуозном воплощении.

Его живопись атакует своей агрессивной колористической насыщенностью и причудливостью форм, которые словно взрывают мир, дробясь и множась на наших глазах; в них всегда – страсть и неуемность желания, жажда жизни. Его монументальные росписи, напротив, далеки от эпатажа и завораживают своим изысканным языком, рафинированным эстетством, где мир стремится к гармонии и умиротворенности. Но графические работы – это всегда повод остановиться и задуматься о непреходящих ценностях бытия. В них больше философичности, они – о сокровенном, глобальном или камерном, но всегда очень важном, и буйство цвета не должно отвлекать художника и зрителя от сути вещей. Как обрести устойчивость, осознать свое место в этом мире, изменчивом и непостоянном, – на эти вопросы Б. Джалал отвечает в работе «Точка опоры»: фигура могучего атлета на шаре, делающего стойку на руках, уподобляясь цирковому акробату. Его напряженное нагое тело – олицетворение титанических усилий не столько мускулов, сколько разума и духа; в этой композиции, одновременно уравновешенной и неустойчивой, статичной и зыбкой – постоянная борьба, порождающая и смятение, и радостное предчувствие полета. В какой-то степени это концептуальная работа, выражающая жизненную позицию автора; к ней он не раз возвращается в своем творчестве.

Его работы многогранны по своей тематике, но их художественные качества более всего тяготеют к эстетике европейского Возрождения. «Я интуитивно нашел для себя эстетику, близкую моему восприятию мира – это эстетика Возрождения. Человеческое тело – божественное творение, великие мастера относились к нему с любовью, как к олицетворению высокой нравственности», – говорит Баходир. – Я принял такой подход за основу, и стараюсь по-своему развить его». Увлеченный эстетикой Возрождения, художник в своих произведениях хочет передать все возможности пластической выразительности человеческого тела, заключающего в себе красоту телесную и духовную. Глядя на композиции «Смятение душ» (1998 – 99), «Противостояние» (1997), «Постижение единства» (1998 – 99), невольно вспоминаешь скульптурность форм на фресках Микеланджело. Но, рассматривая Возрождение как эталон, Б. Джалал находится в постоянном споре с великими мастерами в своем стремлении выйти за рамки академического рисунка.

Ренессанс породил некий идеал, от канонов которого трудно оторваться; что возможно за «претворенной бесконечностью»? Эль Греко первым смог преодолеть этот порог, изменив совершенную форму испанской страстностью своей души. Вслед за гениальными предшественниками, Баходир сознательно порывает с идеальным миром; он находит в пластике тела неисчерпаемые возможности для воплощения собственного понимания критериев прекрасного, в которых – стихийность и буйство жизнеутверждения. Его рисунок точен, однако эта выверенность линий не всегда есть результат прямого следования натуре; она трансформируется, повинуясь желаниям автора. Во всех его работах проявляет себя своеобразные единство и борьба противоположностей – чувственность плоти и торжество духа, бьющий наотмашь эротизм и высокие этические категории, небесный верх и телесный низ. В листах из цикла «Палата №…» он идет еще дальше по пути поисков выразительности формы, обращаясь к гротеску, трактуя безобразное как одно из проявлений прекрасного.

Б. Джалал – мастер пространственно-пластических решений, он сознательно прибегает к сложным силуэтам и ракурсам, подчас заставляя тела причудливо парить в пространстве. Его эксперименты с человеческими фигурами – не просто хорошее знание анатомии, но сублимированная страсть, почти физически осязаемая потребность прочувствовать этот вакхический настрой и титаническое буйство плоти, преодолеть завесу ложного стыда и ханжеского лицемерия, представ на зрительский суд во всем блеске творческого эпатажа. Нечто запретно-тайное, скрытое в каждом из нас, в глубинах нашего подсознания, здесь выставлено напоказ, и столкновение авторской фантазии со зрительским восприятием порождает чувство катарсиса.

Вместе с тем, рисунок в ряде его композиций настойчиво апеллирует к восточной орнаментальности и стилистике миниатюры, культуре арабской каллиграфии. Сложные абрисы фигур словно вторят изысканным силуэтам арабесок и буквенной вязи, но еще в большей степени о них напоминают абстрактные росчерки, как реальное воплощение вибраций тел и духа, создающих некую фантасмагорическую, космическую среду. В работах Б. Джалала находят свое применение и приемы средневековых гирихов, образующих математически выверенные геометрические построения, и эстетика каллиграфии, приближающая его произведения к оформившемуся в ХХ веке в ряде стран Востока направление каллиграфического абстракционизма.

Поставив во главу угла своего творчества нравственные категории, Б. Джалал смог объединить эстетику европейского и мусульманского Возрождения, образы различных религиозных и культурных контекстов. «Для меня нет разницы – Восток или Запад, кругом одни и те же нравственные законы… Я не привязан ни к одной традиции, главное – любовь к Земле. Зачастую наши представления о мире – иллюзия, человек приходит в этот мир и, не поняв смысла бытия, уходит. Я пытаюсь объяснить, в первую очередь, себе – почему в жизни происходит так, а не иначе…».

Постижение мира, понимание своего места в нем, в системе ценностных координат, создаваемых веками, доносимых человечеству с помощью различных религий – это одна из основных тем в творчестве художника. Он стремится осмыслить духовные ценности буддизма, христианства и ислама, воплотивших в себе глобальный опыт человечества. «Изучая основы различных религий и учений, я сделал своей религией и философией любовь к Земле», – говорит художник.

Увлечение историей и религиозными учениями привело к созданию ряда работ, которые образуют своеобразный цикл «Боги и Герои». Главные действующие лица здесь – Зороастр и Будда, Мухаммед и Иисус Христос. Обращение к этим персонажам требует особой духовной зрелости и неординарности мышления; для Б. Джалала – это всегда повод связать миф и реальность, поднять важные проблемы нашей, современной жизни. Вознесение Мухаммеда («Мерож») – не просто иллюстрация коранического сюжета, это некий образ прорыва в иную сферу – сферу духовности и нравственной чистоты, проповедуемой исламом. Композиции «Несение креста. Голгофа» (2005), «Несение креста. Иисус» (2005) – осознание всей тяжести и трагизма пройденного Иисусом пути в его стремлении создать некий фундамент, на котором впоследствии будет развиваться мораль европейской цивилизации. «Общеизвестна притча, что следы от плети, которой избивали корову, отпечатались на спине Будды – так и я при работе над тем или иным образом пропускаю через себя все те эмоции, которые испытывает мой персонаж», – говорит Б. Джалал.

Герои, к образам которых обращается в своем творчестве художник, могут многое рассказать о его отношении к жизни. У Баходира Джалала в этом ряду – и литературные персонажи («Демон» М. Лермонтова, 2003; персонажи «Божественной комедии», 2004; «Хамсе», 1986), и реальные творческие личности – Паганини и Данте, Мани и Навои… Нет, это не скрытое желание приобщиться к гениям, это всегда повод к размышлению о судьбе таланта в нашем непростом мире. И, кроме того, желание поделиться своим видением и пониманием образа. К этим великим именам обращались не раз, но для Джалала главное – освободиться от стереотипов, уже сложившихся в отношении этих персонажей.

Образ лермонтовского «Демона» неразрывно связан с именем Врубеля, посвятившего ему целый цикл живописных и графических работ; отказавшись от цвета, Врубель первым при создании этого образа останавливает свой выбор на саже и белилах. И если у великого русского художника Демон – романтический герой, бунтарь, то торжествующий, то скорбный, то для Джалала – один из смертных, так же страдающий из-за невозможности изменить мир.

Неистовый Паганини… Его любили и ненавидели, называя сыном сатаны, проклинали и боготворили. «То, чем был Паганини в момент своего творческого вдохновения, невозможно описать никакими словами – это волшебство, растворившееся вместе с сотворившим его волшебником, безвозвратно утерянное для нас», – считает Б. Джалал. Для него было важно передать маэстро в момент творческого вдохновения, и экспрессия рисунка заставляет нас услышать звуки, извлекаемые смычком гениального музыканта. Но вместе с тем, этот экстатический полет – напоминание о трагической судьбе скрипача – ведь, как сказано в приведенной здесь же, на листе, цитате В. Гюго, «нет высоких гор без глубоких пропастей». Кредо Паганини: «нужно сильно чувствовать, чтобы заставить чувствовать других», – стало близким и для Б. Джалала.

Тема взаимоотношения творческих личностей всегда волновала художника, и он по-своему интерпретировал известный сюжет о Моцарте и Сальери (2005). Два музыканта, олицетворение извечной оппозиции – гениальности и злодейства, – неожиданно предстают перед нами как сиамские близнецы, неразрывно связанные друг с другом: на шарике-судьбе балансирует сгорбленный собственной ненавистью Сальери, а на его спине – Моцарт, в порыве вдохновенья беззаботно болтающий ногами в воздухе; зависть из орудия мщения вдруг стала тяжким крестом для самого Сальери.

Столь же неожидан образ Леонардо да Винчи, известного фантазера, чьи гениальные проекты стали предвидением многих высокотехнологический открытий последующих веков – и вот у Б. Джалала Леонардо предстоит окрыленный в буквальном смысле слова, в компании с… космонавтом за спиной ( «Кто вы, маэстро Леонардо?»).

В работе «Мани и муза вдохновения» (1997) Б. Джалал постарался передать максимум выразительных возможностей черно-белого графического рисунка: точно найденные силуэты, мягкие линии с тонкой растушевкой, как знак уважения творческого гения, обескураживавшего своих современников правдоподобием своей кисти. «Алишер Навои, рассматривающий миниатюры молодого Бехзада» (2005) – психологический портрет, как своего рода антитеза Моцарту и Сальери, – здесь вся композиция передает чувство искреннего восхищения Навои работами будущего «Рафаэля Востока».

Увлечение Г. Климтом привело к появлению работы «Прогулка» (2006). На фоне строгой панорамы версальского парка вдруг возникает забавная фигура художника, позирующего со своей натурщицей, она – на самокате, он – на толкаемой ею тележке; в этой странной парочке все – нарушение логики и чопорности окружающей среды, подтверждение мира Климта – по-детски открытого и непосредственного. Груша-мишень на голове художника – отказ от догм (почему со времен Уленшпигеля всегда должно быть яблоко?); панцирное животное у ног художника – как символ прочной брони, защищающей от внешних нападок; кошка на его руках – дух свободы и одновременно – теплого, уютного дома, где мурлыкающе создание всегда согреет своей энергетикой; райская птица на голове у натурщицы – легкость духа, готового вспорхнуть в любую минуту, следуя приглашению вдохновения. Реальность и фантазия перемежаются в работах Б. Джалала, создавая причудливый мир, манящий ассоциативной насыщенностью своих символов.

Еще одна из таких работ – «Посвящение Усто Мумину» (2006), где реальность и фантазия, переплетаясь, порождают множество ассоциаций. Образ бача с перепелкой в руках сохраняет усто-муминовскую иконописность стиля, в каждой линии которого – чистота и целомудрие отрочества. Но игра, увлекшая мальчика, порабощает его самого – и в клетке уже не птица, но он сам, танцующий на базме под сладострастные взгляды мужчин. И цепкие крылья летучих мышей, как символов греховного мира, осеняют райский уголок сада, неся с собой ноту тревоги и сомнений.

При обращении к тем или иным историческим эпохам для художника важны не столько этнографическая и историческая точность деталей, сколько дух, атмосфера времени, пропущенная через призму его собственного восприятия. Увлеченность образом подчас помогает ему достичь состояния транса, в котором он неожиданно находит «подсказки» для своих работ, помогающие достичь убедительной достоверности – именно так появилась уникальная корона, соперничающая с произведениями прославленного Бенвенутто Челлини, на голове беременной в листе «Мать Леонардо» (2005).

Б. Джалал всегда точен в оценках – его портреты современников, представителей культуры ХХ века, также убеждают своей правдивостью и глубиной внутренних переживаний. Таковы работы «Цветение граната. Посвящается поэтессе Анне Ахматовой», «Писатель Чингиз Айтматов», «Кинорежиссер Малик Каюмов».

Его реакция на подчас непростые события в жизни находит свой выход в аллегорических композициях, которые дают возможность абстрагироваться от того, что не в силах изменить. Работа «Последний ангел вострубил» (2005) – его оценка окружающего мира. Сцена из античной жизни становится неким символом современного общества, где собраны воедино пороки и добродетели, бездуховность и стремление к очищению. Здесь каждый может найти себя – вот и сам художник со своей семьей. Ангелы космической музыкой стремятся пробудить сознание людей, среди которых – еще один герой, Диоген, который ходит днем, с зажженной лампой, под смех толпы, пытаясь найти Человека. И художник уверен – он его найдет! Помимо содержательных, для Б.Джалала в этом произведении важно было решить и чисто художественные задачи, поскольку философская идея всегда должна быть адекватна пластическому выражению. Важно выстроить многофигурную композицию так, чтобы она несла в себе определенную идею, передать ритм, движение мысли. Используя пирамидальную структуру, художник пытается придать этому хаотическому обществу ощущение устойчивости и равновесия, стремясь выразить свою убежденность в гармоничном устройстве законов бытия.

Вопросы о смысле жизни, цели нашего существования нашли свое отражение в композиции «Посвящение моему отцу Фазлитдину. Проводы» (2006). И вновь неожиданный подход: сцена прощания, похорон обретает характер встречи – с жизнью вечной, мудрой и праведной. Здесь каждая деталь проникнута символикой – и тонкий, как человеческий волос, путь-мост над пропастью безвременья, который предстоит пройти каждому из нас, и рука – длань Господа, дарующего новый, райский мир; и его хозяева – ангелы, Соловей – певец души, Удод – мудрый старец, указующий путь, этот сталкер запредельных дорог. Боль от утраты воплотилась в уверенность успокоенности души родного человека, дав новые силы для жизни земной.

Дар виртуозного рисовальщика с особой силой проявляется в работах лирического плана; в них карандаш Джалала становится необычайно поэтичен. Эстетизм важен для художника, воспитанного на классике Возрождения, но, вместе с тем, не менее значимо и содержание. «Вдохновение и ремесло – эти два понятия всегда волновали меня», – говорит художник. – Можно досконально овладеть мастерством рисунка, передачей натуры, но без души мертва любая работа. …В молодости я не понимал Дали или Пикассо, и лишь со временем мое сознание обогатилось. Очень много в этом плане дали поездки в Италию, Индию, другие страны. Расширяя круг общения, получал ответы на многие вопросы».

В графике есть свои секреты: компенсируя отсутствие цвета, художник прибегает к контрастам света и тени, к богатым возможностям черного карандаша – от светло-серой дымки до антрацитово-мерцающего мрака. «Линий нет! – сказал Леонардо, – есть касание света и тени», и я следую ему. Есть большой свет и большая тень, и есть рисующая тень, которая делает форму… Этот прием использовали великие мастера, он дает форму и объем; я учился у них, и они сказали: делай, как мы! Чтобы линия и бумага совокупились, растворились друг в друге…». Именно эти приемы придают ни с чем не сравнимое очарование таким работам художника, как «Материнство», «Пробуждение», «Метаморфозы». Не случайно именно к графике обращается Баходир Джалал, когда создает портреты своих близких – семейный портрет «Два плюс два», «Внучка Сарочка» др. С помощью карандаша он передает самые сокровенные и трепетные чувства, которые переполняют его. Так, желание воплотить тепло человеческих отношений стало стимулом для создания композиции «Ганская девочка с братишкой» – сюжет, выхваченный из жизненного потока, стал основой для лирической зарисовки, трогающей своей чистотой и искренностью. Нередко графические листы становятся основой для последующих живописных композиций, однако если живопись радует глаз, то графика затрагивает потаенные струны в наших сердцах.

За многие годы творческой деятельности Баходир Джалал всегда оставался верен себе; он и сегодня сохраняет позитивное отношение к жизни, стремится передать его в своих работах, каждым своим произведением возвращая нам ощущение творчества как магии и волшебства. Рисовальщик от бога, он, как демиург, творит свои миры, в которых – напряженный поиск смысла бытия и радость его обретения. Экстаз и грусть, ирония и мягкий юмор, восторг и сомнение – подчас парадоксальное смешение «языков и наречий» в итоге сплавлено в единое целое, ведь каждая работа художника – это в первую очередь автопортрет его души.